― Если идти до самого рассвета…

― Тогда ты испугаешься.

― Я?! Не испугаюсь!

― Правду говорю, испугаешься.

― Если не веришь, на, смотри…

Выскочив вперед, девушка побежала вдоль кромки оросительного арыка. Ее хрупкую фигурку тут же поглотила ночная темнота и скрыла в своей густой, влажной синеве.

Мелкие, как игольное ушко, капли осыпали ей лицо и руки, развеяв горьковато-терпкий запах жусана. Некоторое время она притаившись лежала, сжимая пальцами маленькое, бешено колотящееся сердечко и прислушиваясь к раздающимся сзади шорохам. Но никаких признаков живого, кроме голоса невидимого сверчка, стрекочущего где-то в поднебесье, не угадывалось. Лишь примятая трава, взмахнув головками стебельков, потихоньку поднялась снова.

Через несколько мгновений повисшую ненадолго тишину нарушил негромкий голос джигита, позвавшего «Таби-га-а-а»; он прокатился над нею, теряя силу, и растворился в воздухе. Звуки протяжного «а», встряхнув спящее безвременье, проскользили вместе с плывущим ветерком и рассыпались в черном бархате ночи.

«Нашел трусиху! Сдавайся, а то так и буду лежать, пока не найдешь меня сам».

Снова раздался голос парня, окликавший ее по имени. И опять долгое «а», поднявшись ввысь, некоторое время парило над головой, становясь все тише, тише, и наконец угасло совсем.

«Жди, думаешь, отзовусь?! Сам ведь вынудил меня стать храброй».

― А позади от тебя что-то черное бежит…

«Говори-говори, я же не трусиха!»

В сердце юноши шевельнулось какое-то неприятное ощущение, напоминающее тревогу. Он не думал, что она отважится на подобный поступок. Тихо ― не дрогнет плотно теснящаяся листва тальника, безмолвно хмурится черная мгла, укрывшая его подругу.

― Табига! ― громкий, смешанный с дрожью голос прозвучал теперь далеко и отозвался эхом.

Но только зеленые верхушки тростника, словно рассыпав в тиши сухой шелест, прошуршали в ответ на его сиротливый, одинокий зов…

Низко над землей торопливо пролетела стая диких уток, вспоров густую, как свернувшееся молоко, безмолвную тишину. Шумное хлопанье мощно бьющих крыльев раздалось прямо над головой джигита. Даже одно это, казалось, наводило страх. Только что, когда он в тревожном волнении позвал спутницу в том направлении, куда она скрылась, голос его невольно сорвался на крик от внезапно послышавшегося рядом «пр-р-р». Всполошившаяся ночная птичка, испуганно выпорхнув из-под ног, в мгновение ока исчезла во тьме…

― А ты, оказывается, и в самом деле смелая! ― весело рассмеявшись, сказал он и в радостном смущении обнял неожиданно вынырнувшую из темноты подругу.

― Зато ты испугался ― так закричал, что чуть весь аул не перебудил. Ну, признавайся!

― Верно, я за тебя испугался.

― Вовсе и не за меня, тебе самому стало страшно… Вот если я снова спрячусь, ни за что меня не найдешь!

― Не надо, не пущу…

― А, боишься?!

― Без тебя мне, оказывается, и вправду страшно.

― Да ты вообще трусишка!

Вместо ответа, парень притянул ее ближе и с ласковой доверчивостью прижался лицом к девичьей груди. Он не уловил с ее стороны привычного сопротивления ― лишь слегка оттолкнула его руку. Пусть и молчала, но эти несколько сладких мгновений затянувшейся паузы были для нее желанными. Потом она вырвалась и стыдливо отвернулась.

― Давай немного пройдемся…

Молча шагая, они подошли к берегу реки с едва заметно скользящим течением. Ночь выдалась облачной, поэтому в речной воде не плескались беспрестанно дрожащие отражения небесных звезд, а смутно чернеющие берега выглядели мрачными и хмурыми, точно сдвинутые сердито брови. Лишь по шумному всплеску невидимых глазу водоворотов, время от времени заглатывающих с поверхности воду, можно было догадаться, что перед ними река; эти гулкие звуки напоминали бульканье сметаны, в которой резвится стайка чебачков.

Вдруг в глубине воды, словно блеснувшая на солнце капля утренней росы, сверкнула одинокая звезда, прорезавшаяся сквозь дыру в толще облаков, начинавших расползаться, как прохудившийся войлок.

― Моя звезда!..

― Какая?

― Та, что мелькнула сейчас в воде.

― А почему это она твоя?

― Она как мечта ― далеко-далеко, но ее добрый и теплый свет ласкает мысли и манит меня в далекое путешествие. Я ее очень люблю.

― Тогда и я мечтаю туда полететь.

― Но из тебя не получится космонавт.

― Почему это, не получится?

― А потому, что ты ужасный трусишка!

Парень не стал спорить. Он молча сидел, поглаживая низкорослую траву, как будто был доволен шуткой спутницы, которую считал своей девушкой, родной и близкой…

Вокруг ни звука. Повеял ласковый, как легкое дуновение, ветерок. Самая тихая пора мягкой и облачной, изобилующей испарениями ночи. Не лают аульные собаки, утихло и кваканье лягушек. Лишь непрерывно шелестит влажный тростник, беспокойно подрагивая в такт бьющемуся сердцу джигита.

Юноша взглянул в лицо подруги ― обычно озорной, игривый взгляд ее смородиновых глаз неожиданно присмирел и застыл в таинственной задумчивости, словно она никак не могла обнаружить разгадку какой-то только одной ей известной тайны. Шаловливое личико баловницы, еще не отвыкшей от домашней ласки, подернулось отчего-то непонятной грустью. Растрепанные ветерком мягкие волосы вихрились на лбу, но она не замечала этого, погрузившись в состояние безмолвной кротости.

Парень подобрал рукой камешек и бросил его в самую стремнину реки. Неторопливый, тягучий, как масло, поток воды, всколыхнув молочную тишину, отозвался глухим плеском. От этого внезапного звука девушка, беспечно сидевшая рядом, испуганно вздрогнула и схватила джигита за руку:

― Не пугай меня!

― Разве ты не доказала сейчас, что смелая?

― Нет, я трусиха…

И она спряталась в его объятья…

* * *

Прошла часть ночи. Мрачное небо еще плотнее затянуло сгущенное ночной темнотой грязно-серое крошево туч, напоминавшее комковатую почву. Хотя не пролилось пока ни капли, явственно ощущался влажный запах зарождающегося дождя. Вдали, на самом горизонте, непрерывно поблескивали яркие беспорядочные росчерки молний.

― Ербол, скоро дождик пойдет.

― Да, будет дождь.

― А я люблю дождь.

― Вот сейчас и промокнешь до нитки.

― Ну и пусть…

― А мне ночь нравится…

― Она же полна страхов, а тебя они напугать могут...

Пробежал торопливый ветерок, и на стоящем рядом дереве, шумно хлопая листьями, задрожала листва.

― Ты иди, я тебя догоню сейчас.

― Опять хочешь спрятаться?

― Нет-нет, я на минутку…

Громко прокричал ночной петух, пронзив своим голосом каждый уголок спящего аула. Послышавшиеся раскаты грома раздавались все ближе.

― Ты что-то искала под деревом?

― Ничего я не искала.

― А что же там белеет?

― Это бантик мой, я его нарочно там оставила!..

Юноша не заметил бусинки слез в глазах подруги.

Роняя на землю то тут, то там крупные редкие капли, стал накрапывать ночной дождь. Совсем рядом, искрясь причудливыми зигзагами, засверкали молнии.

Когда отошли на приличное расстояние, девушка оглянулась назад. Белый бантик, маячивший в темноте тусклой белесой звездочкой, с каждым шагом становился все дальше и дальше…